В последние дни «Думская» постоянно пишет о резком росте количества заболевших коронавирусом в Одессе и дефиците коек для них. Вопреки странным утверждениям некоторых воинственных «антиковидчиков», отметившихся в комментариях, мы давно знаем, что эта инфекция – не шутка, не жупел, которым правительство запугивает население, и не оружие порабощения в руках мирового правительства или рептилоидов.
COVID-19 демонстрирует в Украине откровенно пугающую динамику. Под его давлением по швам трещит вся украинская и, в частности, одесская система здравоохранения.
Об этом нам говорили волонтеры, об этом кричали врачи скорой помощи, да и у каждый читатель этого материала сейчас может вспомнить одного-двух знакомых, которых уже догнала эта волна. К сожалению, не минула чаща сия и вашу «Думскую». Заболел отец редактора Николая Яковенко. Он хочет рассказать, как он положил родителя в больницу.
В последнее время появилось много фотографий и видео стоящих в очередях к больницам машин скорой помощи с «ковидными» пациентами. Мы в редакции давно хотели сделать оттуда репортаж. Правда, что можно привезти нового оттуда, понятно не очень. Врачи с прессой общаются крайне неохотно, а лезть с вопросами к задыхающимся людям и их встревоженным родственникам неудобно. И вообще, красноречивые фото и видео говорят сами за себя. О чем еще писать?
«Вот когда кто-нибудь из нас заболеет, тогда и получится классный репортаж», — сказал, угрюмо ухмыльнувшись, главред.
Вечером того же дня мне позвонил отец:
«Коля, я себя очень плохо чувствую», — начал он разговор.
ПРО ПАПУ
Моего отца зовут Григорий Аркадьевич Палатников. Он Заслуженный художник Украины, график, живописец, иллюстратор, преподаватель и писатель. «Думская» несколько раз писала о нем еще до моего прихода в редакцию. Последнее (лучше, наверное, уподобиться летчикам и сказать «крайнее»), чем он отметился – создал иллюстрации и обложку для переиздания двухтомника Александра Козачинского «Зеленый фургон», который с помпой презентовали этим летом. А в прошлом году у него была большая персональная выставка (уже далеко не первая и не вторая) в музее западного и восточного искусства. Все это, конечно, не смогло уберечь его от коронавируса, а сейчас не делает его каким-то привилегированным пациентом. Просто биографическая справка. Он хороший человек и настоящий мастер, поверьте.
Мой папа умеет рисовать так, как никто другой. Его графику с одесскими мотивами часто описывают так: «Это и есть лицо Одессы, в этом ее дух». Наверное, потому, что он часто пишет то, что видел или переживал сам. Наверное, поэтому и теперь он стал одним из тех, кто подхватил инфекцию — ведь именно такое теперь у города «ковидное» лицо.
СКОРАЯ ПОМОЩЬ И КТ ЛЕГКИХ
Самый правильный алгоритм действий в наступившее непростое время – если почувствовали себя плохо, без промедлений звоните сначала семейному врачу, а если уж совсем худо, то в скорую помощь. Отец нарушил это правило, по старинке пытаясь несколько дней отлежаться и полечиться дома. Не вышло.
К почему-то привычному страху перед медиками у людей сейчас добавилось чувство полной обреченности: «Ко мне все равно никто не приедет».
Действительно, скорые сейчас работают на износ – вызовов огромное количество, и иногда бригаду приходится ждать по несколько часов. Но лучше все-таки позвонить и ждать, чем безвольно отдать себя слепому фатуму.
Что касается моего отца, то процесс осмотра и последующей госпитализации прошел довольно быстро, благодаря череде счастливых случайностей. Но обо всем по порядку.
Скорая ехала относительно недолго. Врачи уже знают, что делать и не изображают удивление, иногда свойственное их коллегам: «Ой, а как же так?». Сразу ставят больному на палец измеритель уровня кислорода в крови (сатурации) и прослушивают легкие. По лицам фельдшеров я уже через несколько минут понял, что надежды отца на «просто бронхит» стремительно рушатся. Ну, что поделать, значит, нужно ехать на компьютерную томографию органов грудной клетки.
Как рассказали по дороге медики, сейчас томографы есть почти в каждой больнице. Но пациентов с подозрением на «ковид» в основном везут в основной комплекс ГКБ №5, расположенный на перекрестке Екатерининской и Троицкой улиц. Из-за этого там часто скапливаются очереди из скорых, и некоторые бригады, чтобы долго не ждать, могут рвануть в другую больницу.
Тут нам опять же сильно повезло. Мы подъехали в тот самый момент, когда очереди не было! Мой отец тут же зашел на КТ и уже через пять минут сидел в машине, ожидая результата. Стоит заметить, что если больного с подозрением на COVID привозят на скорой, то томография делается бесплатно, процедуру оплачивает государство.
Ждать результатов КТ нужно около получаса. За это время за нами выстроилась та самая пресловутая очередь из скорых – не меньше семи машин от разных подстанций привезли кашляющих и слабых, в основном пожилых людей. Некоторым из них было настолько плохо, что их катили к томографу на колясках или и вовсе несли на носилках.
Проплывающие мимо нас люди были безмолвны, их глаза были устремлены куда-то в пустоту. В нескольких метрах от этой печальной процессии, опустив маски на подбородки, делились байками и курили водители скорых. Фельдшеры бегали в ларек на углу за кофе и отпускали шутки в адрес санитарок. Медики уже привыкли к происходящему, для них это будни, и их можно понять. Многие сами успели переболеть коронавирусом и получили иммунитет. Своими шутками они подбадривают пациентов, не дают им окончательно раскиснуть по дороге.
«Знаешь, кому я не завидую больше всего? Вот этим людям, что живут напротив. У них же рев сирен и мигалки под окнами круглосуточно. Ни уснуть, ни отвлечься. Голова разрывается. Я бы на их месте к черту бросил все и уехал подальше», — сказал мне, затягиваясь сигаретой, фельдшер.
Начал накрапывать дождик, и ожидание снимка стало утомлять. Как раз в этот момент санитар отдал нам результаты. Все оказалось довольно плохо:
«Поражение обеих легких мозаичного типа, матовое стекло, — скороговоркой произнес медик формулировку, которую он, наверное, выдает десятки раз на день, — Это явный признак коронавируса, вам в больницу нужно».
ГОСПИТАЛИЗАЦИЯ
Услышав предварительный диагноз, мы с бригадой скорой поняли, что стали очень близкими друг другу людьми на неопределенный срок. Медики не могут бросить пациента на полпути. Раз уже приняли человека с подозрением на «ковид» и плохой симптоматикой, значит, должны сдать в больницу. Другого пути нет: высаживать пациента по пути и бросать в опасном для жизни состоянии нельзя. Учитывая, что почти все больницы забиты, то госпитализация может стать очень долгим, утомительным, муторным и драматическим квестом, который медики и их пациент будут проходить вместе.
«Ну, заводи, едем в нашу любимую (многозначительное логическое ударение на этом слове, — Ред) больницу в парке Шевченко!» — кричит фельдшер водителю. Тот запускает окурок в долгий полет по дуге, быстро отряхивается от наступившей из-за дождя полудремы и с ревом выжимает сцепление уставшего и побитого жизнью «Рено».
Через пару минут мы уже у бывшего кардиологического центра – старинного зеленого дома на Лидерсовском бульваре, который недавно в спешке переоборудовали в больницу для людей с подозрением на COVID-19. Охранник открывает ворота и приветственно машет водителю. Мы заезжаем во двор. Впереди оказалось три скорых. Мы, значит, в очереди четвертые – вторая большая удача этого, в общем-то, совсем неудачного и неприятного дня.
Но вскоре выяснилось, что мы и не четвертые вовсе, а первые!
Тут надо пояснить, что в больнице действует гендерная дифференциация. Есть палаты для мужчин и женщин, и все они забиты. Госпитализация проходит только в том случае, если из больницы выписали человека и освободилось место. Выписка происходит около 14:00, как раз во время нашего прибытия. Оказалось, что в этот момент из больницы выписали всего двух человек – одного мужчину и одну женщину. Освободившееся мужское место, таким образом, автоматически закрепилось за моим отцом. А вот женщинам повезло меньше. Все три скорые, что стояли перед нами, привезли бабушек. Куда их девать?! Родственники начали сначала возмущаться, потом переругиваться, осаждать закрытую наглухо дверь «красной зоны». Увы, безрезультатно: за порог больницы никого не пускают.
Процесс выписки и «вписки» пациентов идет очень медленно. Только где-то через час-полтора начали говорить, что скоро будут вывозить женщину. Именно вывозить, потому что из-за слабости она сама ходить сейчас не может. Для нее больница в парке Шевченко, увы, не стала местом победы над болезнью. Наоборот, почтенной даме стало хуже, поэтому за ней приехала скорая, чтобы перевезти в реанимацию 10-й больницы, где пару месяцев назад была вспышка «ковида» среди врачей.
Мужики из подъехавшей скорой делились новостями с «фронта» и медленно, обстоятельно облачались в защитные костюмы, маски, респираторы.
«Да вот такая жизнь, всех потрусила, а куда денешься? Наших половина переболела, Максим умер», — вздыхает один из них.
Через какое-то время — а надо сказать, что тут, во дворе «ковидной» больницы, оно тянется особенно медленно, — такие же укутанные с головы до ног в защитные костюмы медики выкатили пациентку из дверей «красной зоны». Собравшиеся расступились.
Пока три скорые с бабушками пытались договориться, какую из пациенток положить на освободившееся место, чуть в отдалении, словно на рок-концерте, с легким шипением начало выползать облако белого пара. Это рабочие что-то мастерили в кислородной будке, откуда живительный газ по трубе идет в палаты.
Я подошел фотографировать происхощящее, и тут же на меня извергся целый водопад нецензурных выражений. Сложно передать весь спектр смыслов и эмоций, который постарался выразить этот уставший человек, сжимая кулаки, но я попробую:
«Что же ты, мил человек, творишь!? Ты что, не видишь – тут люди заняты, работают! Интересуешься, так иди нам помоги, чего стоишь, как истукан? У нас тут такое дело (я честно не понял, в чем было дело – то ли заменяли баллон, то ли в полном баллоне начало падать давление, и они его поспешно пытались восстановить, но происходило нечто важное, — Авт.). В общем, иди отсюда подальше и подобру-поздорову. И не фотографируй, ради бога!» — сказал рабочий на чистом русском мате.
Все это время мой отец сидел в машине скорой. У больницы мы уже стояли около трех часов, и он, как и другие пациенты, успел пройти все ступени осознания непростой ситуации – от отрицания до принятия. Тяжело было всем, и пациентам, и успокаивающим их родственникам, но, кажется, больше всего – врачам.
Несколько машин скорой помощи подъезжали в хвост очереди, ждали минут 30-40, а потом, включив сирену, уезжали.
«Это уже пятая больница, твою мать, куда мы приехали! В Еврейской не берут, на Троицкой – не берут, на Слободке – не берут! У меня пациент с сатурацией 83, куда его девать?!» — буквально кричала из окна машины коллегам врач скорой. Потом она махнула рукой, и бригада поехала дальше — отчаянно искать место для больного человека.
Но тут снова все зашевелились у двери «красной зоны». Пришло время выписки мужчины, который очень вовремя вылечился, благородно предоставив место моему папе.
Седой мужчина, покачиваясь, вышел из «чистилища» с пакетом собранных вещей в руках. Родственники встречали его без объятий и поцелуев: боязнь инфекции сильней родственных чувств. Еще минут через десять внутрь запустили отца. Этого я уже не видел: папа попросил купить ему воды, и госпитализация произошла, пока я искал магазин. Я вернулся с бутылкой, которую мне уже некуда было девать.
Скорая, на которой мы приехали, тем временем подкатила на площадку у выхода – на дезинфекцию. Парень в защитном костюме и противогазе обрызгал весь корпус и салон спецраствором. Я пожал руки мужественным медикам. Даже в финале нашего путешествия никакого намека о каком-то финансовом вознаграждении от них я не услышал.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Примерно половина пациентов страшно боится госпитализации. Другая половина мечтает о ней, потому что понимает: деваться им некуда, а место еще нужно найти. Нам повезло. Я уверен, что практически любому пожилому пациенту с подозрением на «корону» будет лучше в любой больнице, чем дома.
Госпитализировав отца, я поехал к нему домой собирать вещи, чтобы передать ему в палату. Сел в такси, надев маску. Водитель недовольно хмыкнул и, изобразив эдакого одесского Омара Хайяма, изрек пословицу типа: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». В двух словах обрисовал ему ситуацию, и мудрость куда-то улетучилась, из кармана джинсов показалась затертая маска, которую он спешно напялил на нос.
Через пару часов, собрав два пакета нужных в больнице вещей, я вернулся к дверям «красной зоны». Чтобы передать вещи, нужно нажать на звонок, дождаться облаченную в защиту санитарку и вручить ей кульки, назвав фамилию пациента и номер палаты.
В очереди встретил своего одноклассника, которого до этого последний раз видел на встрече выпускников почти шесть лет назад. Узнал его по голосу из-под маски.
- Привет, Максим, это ты? - начал я разговор.
Да, здорово. Ты чего здесь? — спросил знакомый.
- Отца сегодня госпитализировали.
- И у меня батя здесь с субботы.
Мы пожали друг другу руки, и на том разговор закончился.
Стоящая рядом бабушка ударила меня по локтю и затрясла кулаком:
- Куда руки жать?! Инфекцию разносите, паразиты!
У дверей «красной зоны» нет неверующих «антиковидчиков». Пойдите и убедитесь.
Передав вещи, я набрал отца. Он рассказал, что у него взяли тесты на «ковид», чтобы подтвердить диагноз наверняка, сняли кардиограмму, сделали пару уколов и накормили ужином: «По-спартански, но лучше, чем ничего».
В общем, окружили какой-то заботой. Это приятно и пока бесплатно.
У папы дома и в мастерской осталось еще много работ, которые ему нужно закончить.
Автор — Николай Яковенко
